— Вы тоже не особенно ищете моего общества, — напомнила она, когда он промчался мимо повозки и махнул рукой старичку, ведущему осла за поводья.
— Именно так. И мы оба знаем, почему, — возразил Виктор спокойно. — И скоро все, кто обладает хоть малейшей наблюдательностью, узнают об этом, если мы оставшуюся неделю не сумеем вести себя естественно.
Машина стремительно летела вперед, взметая облако пыли, а Хэлен пыталась подыскать мало-мальски подходящее возражение на его слова, но не могла. Он произнес небрежно:
— Я вам не говорил? Звонил Кронсби, он решил приехать и проверить лично, как идут дела. Он намеревался прилететь дневным рейсом и взять такси в Фаро, значит, сейчас он, скорее всего, уже добрался до виллы.
Он сменил тему разговора, потому что обсуждение предыдущего вопроса считал законченным. Виктор дает понять, что ожидает от нее непринужденного поведения, словно между ними не существует мрачной, затягивающей, как водоворот, тайны. Очевидно, Стефани позволила себе одно-два замечания, а Дэйву, несомненно, нельзя отказать в наблюдательности.
Виктор остановил машину на площадке перед виллой и вышел, а Хэлен еще целую минуту оставалась на месте, с тревогой рисуя себе предстоящие выходные. Разве она сумеет вести себя как ни в чем не бывало, когда ее чувства безнадежно отказываются ей повиноваться? Как сможет она справиться с собой, когда ее душу охватила страсть такой силы, что все правила приличия начинали казаться жалкими и никчемными?
— Хэлен?
Уэстон открыл дверцу и всматривался в нее, сдвинув брови. Его мрачные глаза выражали беспокойство — но, конечно, не о ней. Все, что его тревожит, сумеет ли она вести себя должным образом ближайшие несколько дней. Взгляд Виктора стал еще более напряженным, когда девушка ответила:
— Все в порядке. — И, изобразив вежливую, несколько натянутую улыбку, поспешно вышла из машины, твердо намереваясь показать, что и она умеет быть такой же двуличной, как и Уэстон, и способна прятать свои чувства под маской невозмутимости, словно они являлись чем-то постыдным.
Конечно, именно такими они и являлись.
Девушка усмотрела в его поведении холодный расчет и тогда, когда она, старательно изображая беспечность, двинулась к вилле, а он зашагал рядом, задав вопрос:
— Вы еще не звонили домой? Я видел ваших родных только раз, но сумел разглядеть, что вы очень привязаны друг к другу.
Наверное, это тоже следовало понимать как намек. Для Уэстона семейные привязанности не представляют ценности. Самым близким ему человеком будет малоприятная дочь его шефа, на которой он женится ради продвижения по службе, чтобы забрать в свои руки как можно больше власти.
— Пока нет, — небрежно ответила Хэлен, решив не спрашивать, почему это его интересует; какая ей разница?
— Если захотите, можете позвонить в любое время. Потом расскажете мне, как идут дела у вашего отца и леди, живущей по соседству. Верность — очень редкий товар, но, может быть, он понял, что дружба с кем-то еще не является предательством по отношению к вашей матери.
Они с Элизабет тоже так считали, но что знает он о верности или дружбе? Хэлен не могла разобрать, насколько Виктор искренен, обратившись к этой теме, потому что с яркого солнца они вошли в полутемный, мощенный прохладным мрамором холл. Но его голос звучал искренне, когда он добавил:
— Мне понравился ваш отец. Он напомнил мне моего, тот тоже хотел преподавать, прекрасно понимая детей. Он как раз собирался поступить в университет, но тут встретил мою мать, и вскоре на свет должен был появиться я. У отца не было ни родителей, ни богатых родственников, способных помочь деньгами, и он пошел работать грузчиком в универмаг, женился и со временем сделался управляющим одного из филиалов. Как и ваш отец, он был человеком долга…
Виктор говорил быстро и тихо, потом замолчал, и в наступившей тишине Хэлен услышала стук своего сердца и стрекот цикад в саду. Ее глаза успели привыкнуть к сумраку, и она увидела, что напряжение снова сковало черты его лица, прочла в них на этот раз недовольство не ею, а самим собой. Очевидно, Уэстон уже раскаивался в своей откровенности. Однажды он довольно грубо прервал ее расспросы о своей семье. Может быть, этот краткий экскурс в прошлое означает, что он начал относиться к ней с большим доверием?
От такой мысли у Хэлен даже пересохло в горле. Нет, нельзя обольщать себя надеждой, это слишком опасно. Она уже имела глупость поверить в неосуществимые мечты.
— Я возьму это с собой. — Голос Хэлен прозвучал напряженно от усилия говорить спокойно, и она протянула руку за своим портфелем, который нес Виктор.
Но он покачал головой, его лоб разгладился, и лицо выразило твердую решимость поступить по-своему.
— Я спрячу документы в сейф до понедельника. Никаких занятий в выходные — ведь мы договорились, что будем отдыхать.
Как будто он сможет отдыхать, подумала Хэлен. Не говоря больше ни слова, она прошла в свою комнату и сняла помятый жакетик.
До этого момента девушка воображала, что ее чувства к Виктору остаются для всех тайной, и скрывалась от него; это казалось ей выходом из положения. Но как она сумеет провести выходные дни рядом с помолвленной парой, наблюдая, как Стефани ласкается к нему, по-хозяйски дотрагивается до его тела, и, вспоминая, как Виктор рассказал ей о своих чувствах, убежденный, что они взаимны…
Горячие слезы подступили к глазам девушки и потекли по щекам. Хэлен сердито смахнула их тыльной стороной ладони, и этот решительный жест придал ей сил. Она прошла в ванную, включила душ и стояла под благодатными струями, пока не вернула себе способность рассуждать разумно.